07.11.2025
Кому стоит разгадывать «Сороку на виселице»?
























Эдуард Веркин. «Сорока на виселице» (2024). — Эксмо, Inspiria, 2024.




«Сорока на виселице» Эдуарда Веркина — финалист литературной премии «Большая книга» 2025 год. Роман, входящий в научно-фантастический цикл «Поток Юнга», приглашает читателя вступить в интеллектуальный диалог с автором. 

Название отсылает к одноимённой картине Питера Брейгеля Старшего, где изображаются веселящиеся люди рядом с виселицей — это некий триумф жизни и в то же время напоминание о смерти как о неизбежном будущем.
Дарья Кононова — студент 3 курса специальности «Литературное творчество» Филологического факультета НИ ТГУ (мастерская В.Ю. Баль)
«Сорока на виселице» — картина Питера Брейгеля Старшего


Именно «неизбежное будущее» прежде всего интересует Э. Веркина. Обращаясь к жанру научной фантастики, он погружает в свои размышления читателя и представляет свою версию дальнейшей судьбы человечества, где переплетает науку и культуру. Так, роман начинается не только с отсылки на картину (название), но и с включением рассказа несуществующего писателя Конрада и его текста «Бабушка-удав», в котором выражалось негативное отношение к программе активного долголетия, вскоре научное сообщество по совпадению закрывает проект.  Примеров, когда несуществующая личность в произведении вписывается в историю достаточно — это физики (Дель Рей, Сойер) и писатели (Конрад и автор текста «Книга непогоды»). Такой игрой Веркин хочет погрузить читателя в мир романа, лишить научную фантастику однобокости, добавив к ней аспект культуры, которая также заставляет задуматься о грядущем. 

К этому же можно отнести главное преимущество «Сороки на виселице» — сбор и включение тем, образов, сюжетов из предшествующей литературы научной фантастики. Веркин играет с традицией, использует ключевые тексты жанра научной фантастики, чьи отличительные черты собирает в единую картину. Такое может понравится любителям классики жанра, желающим найти отсылки или посмотреть эксперимент. Так, «Сорока на виселице» обладает сходством с «Солярисом» Станислава Лэма (тут же можно вспомнить одноимённый фильм А. Тарковского), и, скорее всего, на него была основная опора. Космические звездолёты, другая планета, научный институт, выдуманная наука, решение вопросов: «Как должно развиваться человечество?» и типичный для научной фантастики тезис о безграничности вселенной. 

В «Сороке на виселице» можно найти и черты жанра антиутопии. Об общем положении в мире особо не сказано: неизвестно какое политическое устройство, переживал ли мир глобальные катастрофы. Но черты антиутопии всё равно присутствуют и находятся внимательным читателем. Например, из романа «Мечтают ли андроиды об электроовцах?» Веркин заимствует присутствие в тексте синтетических животных: искусственные медведи-доноры, домашние животные — это рассуждение над гуманностью прогресса и создание искусственной жизни; В  романе есть и обращение к вечной теме безграничных возможностей человека через внедрение линии с опасностью фермента LC, который совершенствует работу любого устройства и организма. Чем это не вещество CPH4 из фильма «Люси» от Люка Бессона?

Веркин филигранно соединяет все обыденные для научной фантастики и антиутопии клише, сшивает их, создавая нечто новое, но напоминающее старое. Даже главный герой Ян — некий синтез ранее известных героев. Он человек будущего, представитель среднего класса, но не офисный клерк, как Уинстон Смит из «1984», а спасатель. Ян  — работник станции, который должен помогать нерадивым туристам, не привыкшим к походам, но в один день он становится исключительным и ему приходиться вершить  судьбу человечества. Повествование ведётся от первого лица, Ян  — рассказчик, в текст включены его размышления и воспоминания. Путь читатель проходит именно с Яном, который, также как и он, не смыслит в вопросах синхронной физики — науки о совпадениях, синхронности вселенной. Создаётся ощущение, что вместе с ним он ищет место в новом мире, к которому не так легко приспособиться. Ян, словно Дикарь из романа «О дивный новый мир», который из природной среды, некого прошлого, попадает в современный мир. Это будущее пугает героя и в конечном счёте заставляет смириться, поскольку историю не перепишешь. Так, через Яна Веркин хочет завести разговор с читателем о его собственном будущем, пути, позиции.

Второстепенные персонажи романа не менее красочны. Самый выделяющийся — синхронный физик Уистлер. Он стереотипный физик: чудаковатый, суеверный, инициативный. Его образ комичен: то он рассказывает факты о вампирах и потом раскидывает узлы, то смешно ссорится с противником синхронной физики, Кассини, то ищет своего питомца, который постоянно теряется. Одновременно с этим он одержим будущим, а точнее хочет приложить руку к его развитию, вписать своё имя в историю и сделать какой-либо заметный вклад. К этому же относится комическое описание студентов, изучающих нелепицу,  которая удобна только правительству и их самооценке. 

Также можно выделить единственного женского персонажа  — библиотекаря Марию, которая по работе отправляется в Институт Пространства, чтобы спасать книги. В мире «Сороки на виселице» происходит массовое уничтожение печатной продукции: не человеком, как в «451 градус по Фаренгейту», а червями Вильямса, которые буквально съедают их. Это антиутопичный эпизод: в мире будущего нет электронных носителей, есть только книги, где находится вся полезная информация, но их переизбыток так велик, что ими не успевают пользоваться и они начинают уничтожаться природными силами. Мария избавляется от паразитов, приглядывает за библиотекой и в то же время пытается разобраться с загадками Института Пространства: посещает заброшенное здание с Яном, сподвигает его на поход к актуатору, выводит за границы института и пытается разобраться в происходящем на Регене.

Разделение второстепенных персонажей открывает проблему «физиков и лириков», которая была распространена в середине XX века во время активного развития технологий. Но победителя в этой гонке не было ни в жизни, ни в романе. Веркин скорее в романе заостряется внимание на важности всех отраслей и том факте, что каждая из них может рухнуть (ненужная деятельность), взаимодополнять друг друга и развивать мышление человека, пополнять его культурный бэкграунд. 
В целом произведение насыщено упоминаниями мифов, текстов и авторов различных эпох. «Сорока на виселице» благодаря этому напоминает роман культуры: в тексте Веркин сталкивает различные мифы, художественные тексты на протяжении всего произведения и плюсом придумывает тексты, которых не существует — такое разнообразие не оставит ни одного любителя почитать равнодушным.

В романе это наслаивание воспринимается как игра с эрудированным читателем: нельзя знать о будущем, пока не знаешь настоящее и прошлое. Внедрение, простое упоминание книг часто подаётся как сравнение с эпизодом сюжета. Например, герои, запертые на базе Института Пространства, рассказывают друг другу истории как в «Кентерберийских рассказах» Чосера или в «Декамероне» Боккаччо; а искажение слов Гамлета: «Приснится что в кипящем смертном сне» — аллюзия на Шекспира. Или сравнение преследования Кассини с мифом про лабиринт Минотавра. С одной стороны, игра со знанием читающего человека получилась у Веркина утомительной, роман тяжело читать залпом из-за перегруза информацией. Хотя, с другой стороны, если бы в тексте отсутствовали все эти упоминания, то по языку, насыщенному множеством научных терминов, он походил бы на своего родителя — роман «Мы» Замятина.

Веркин хорошо справляется с замыслом соединить и поиграть, хотя из-за этого стоит заключить, что «Сорока на виселице» адресована начитанному человеку, а его аудитория — любители искать смысл, познавать новое, соотносить случайности как синхронные физики и задумываться над будущим. И в этом вся прелесть романа, потому что автор не даёт расслабиться ни на минуту и включает всё возможное в текст. Эдуард Веркин прежде всего ставит цель играть с читательским сознанием и потому создаёт некую головоломку, которую интересно разгадывать, думать о ней и пытаться понять путём чтения упомянутых в романе текстов или других произведений из цикла «Поток Юнга».







Made on
Tilda