Олег Вялов — студент четвёртого курса специальности «Литературное творчество» Филологического факультета ТГУ.

Роман «Земля» – крупный восьмисот страничный текст Михаила Елизарова, и, со слов самого автора, ни больше, ни меньше – «первое масштабное осмысление русского танатоса». Он был написан в период с 2014 по 2019 год и прервал семилетнее авторское молчание, длящееся с выхода последнего сборника рассказов «Мы вышли покурить на 17 лет…» (2012). В 2020-м «Земля» увидела свет в издании АСТ и сразу же стала объектом бурных споров в среде литературных критиков: Андрей Аствацатуров, например, назвал роман «мастерским, выдержанным, неторопливым, тщательно продуманным», Константин Мильчин, главный редактор издания «Горький», «лучшей русскоязычной книгой за последнее время», но были и те, кто отметил незавершенность, несвязность и многословность романа, несовершенство стиля, излишнее количество обсценной лексики – среди них Марина Кронидова, Анна Жучкова и другие. Так или иначе, каждое появление М. Елизарова в литературном сообществе обычно сопровождается активным обсуждением (или осуждением), внушительным количеством статей и рецензий, и роман «Земля», разумеется, исключением не стал и даже собрал n-количество литературных регалий («Национальный бестселлер», шорт-лист «Большой книги»).

Сюжет «Земли» строится вокруг истории Володи Кротышева, типичного представителя поколения 1980-х, созревающего в условиях кризиса – разлагающейся государственности и разрастающегося бандитизма. Его «кочевое» детство проходит в постоянных разъездах – из-за отца-преподавателя, постоянно меняющего место работы, боящегося выглядеть «посмеш-ш-шищем» в глазах других. Вдобавок к территориальной непостоянности семьи Кротышевых прибавляется и внутренняя драма, разворачивающаяся между родителями Володи. Все это приводит к тому, что главный герой, будучи еще маленьким ребенком, лишается, по сути, родного дома, какой-либо принадлежности миру реальному и потому с ранних лет объектом его интереса становится мир потусторонний, ирреальный.

Отправной точкой в этом загробном путешествии становится встреча Володи с Лидой-Лизой, «маленькой пятилетней девочкой, требующей уважения к смерти и праху», хоронящей мух, жуков и мышей в детской песочнице. Володя чувствует с ней неразрывную связь, даже зависимость, и начинает копать могилы: «И я пошел. Даже не подозревая, во что ввязываюсь. <…> Каждый <…> был занят своим делом <…> я копал могилы…». Далее – стройбат (снова копание), длинный перечень похоронных должностей, в которые Володя вступил в 20-летнем возрасте, встреча с братом Никитой, занимающимся ритуальным бизнесом в Загорске, роман с Алиной, девушкой, фанатично увлекающейся темой смерти, погружение в философию «танатоса» и, вместе с тем, в бандитские разборки и дележ покойной «клиентуры».

В этом тексте М. Елизаров рассуждает не столько о самой смерти, сколько о ритуале осмысления смерти, о погребальных практиках, о сектантских обрядах, которые со временем меняются вместе с общепринятыми представлениями о начале и конце. Вступая в эпоху, люди начинают не только жить, но и умирать – по-новому. Разумеется, в объектив писателя попадают те персонажи, которые причастны к кладбищам, моргам, к разным ритуальным услугам – как раз в это общество и попадает Володя Кротышев, испытатель нового «русского танатоса». И возникает вопрос – что есть смерть для жителей новой надвигающейся эпохи? Начало иного пути или резкое выключение света, разлагающееся тело, трупный яд и лопата, упирающаяся в мертвую, промерзшую землю?

Вероятнее всего, «Земля» не даст читателю какого-то внятного ответа. Но – в чем стоит отдать должное елизаровскому роману, – каждый найдет в ней целую коллекцию уже существующих представлений о «инобытии» и умирании (от понятий ритуального бизнеса до Хайдеггера). Вообще нужно понимать, что ритуал, соприкасающийся со смертью – не просто формальность, а всегда момент проживания и принятия собственной конечности. Вот и герои М. Елизарова, кто как может, осмысляют временность своего существования – отец Володи, например, дарит ему «биологические» часы «Ракета», заведенные с момента его рождения; Алина, будущая спутница героя, набивает татуировки с разными «загробными» слоганами и знаками. Тем самым, автор «Земли» как бы сообщает, что смерть – константа, она постоянна, в отличие от ритуалов проживания, которые видоизменяются, но не исчезают.

Интересно, что в качестве главного героя выбран именно Володя, т.е. копарь, могильщик, находящийся в непосредственной близости с потусторонним. Его особая «природа» подчеркивается, например, портретными характеристиками – условная «слепота» (носит очки), как бы открывающая взгляд внутренний, трансцендентный, «каменное выражение лица», «наголо стриженная голова», шрамы, «тяжесть» во взгляде и т.д. Кроме этого, он пугает остальных людей своей нестандартной внешностью, а Никита, приводя Володю на собрания ритуальных бизнесменов, и вовсе использует его как мрачного телохранителя. И при всем этом, копание – подчеркнуто осязаемый, физически сложный процесс (мозоли на руках героя). Получается, что могильщик у М. Елизарова не то чтобы мистический хранитель загробного мира, а скорее тот, кто выходит за рамки ритуальной «шелухи» и контактирует со смертью напрямую. Володю Кротышева привлекает нечто иное, не обряд, а реальные, видимые отпечатки смерти – тела, могильные ямы, земля. При чтении складывается ощущение, что его взгляд постоянно застывает, упирается – в сопротивление материала, в холод, – и мысли о божественной сущности и жизни после жизни как-то пропадают.

Тем не менее, ритуал продолжает жить. Каждый из героев романа зациклен на смерти по-своему: для загорских бизнесменов это такая дойная корова, явление экономическое; для Алины – сфера элитарного досуга, способ обозначить свою «неординарность». М. Елизаров четко разграничивает тех, кто зарабатывает на смерти, придумывает ноу-хау кладбища с плазменными надгробиями, и тех, кто, физически проживает смерть, копает, истязает живое ради мертвого, испытывает то самое «уважение к смерти». Не зря один из слоганов романа: «Всерьез думать, что на кладбище обитает смерть, столь же наивно, как верить, что в Диснейленде живет сказка». Вот и получается, что этот новый загробный Диснейленд чрезвычайно изобретателен, но декоративен, т.к. утратил ту непосредственную близость к смерти – уважение, не сакральное, а физиологическое, реальное.

Говоря о «Земле», нельзя не отметить, что понятия живого и мертвого здесь как-то переворачиваются, становятся взаимопроникающими. Это касается, например женских образов, среди которых важное место занимает Алина, «мертвая» (как она сама себя называет) девушка Володи, идеолог и теоретик смерти в романе. Она является источником разнородных потусторонних философских систем – здесь и оккультизм, которым она занималась в юности, и Хайдеггер, и Шопенгауэр, и Ницше. Именно Алина знакомит Володю с различными ритуальными практиками, осмыслениями смерти. Все-таки выглядит это достаточно наивно, и, может быть, даже иронично. «Жрица», настолько преисполнившаяся в собственном познании, пишет пресловутый блог обо всем, что связано со смертью, набивает такие же татуировки. Вся похоронная атрибутика, сопровождающая ее по жизни, так и маячит – смотрите, я не такая, как все. А вот Маша, сотрудница морга, вторая принципиально важная героиня, вызывает совсем другие эмоции. Володя о ней: «…от одного этого на душе становилось хорошо – что вот есть на свете такая Маша с веснушками, обветренными губами, ясным взглядом, она мне рада…». Конечно, здесь срабатывает эффект живой и мертвой воды, и Маша, в противовес Алине, как раз «живая». И, что интересно, она, как и Володя, имеет дело не с полой ритуальностью, а с телесностью, материальными проявлениями смерти. Можно предположить, что М. Елизаров в последующих частях захочет реализовать именно эту траекторию героя – от мертвого к живому, от Алины к Маше. Он и сам говорил: «Смерть меня не интересует, в общем-то».

Выходит, в своем романе М. Елизаров отмечает некоторый релятивизм в отношении мертвого и живого, в понимании смерти как таковой, говорит о том, как тот или иной ритуал деформирует содержательную сторону погребения, прощания и т.д. И эпоха «новой» ритуальности, как мне видится, изображена здесь как нагромождение полых оболочек. Человек потерялся в ритуалах, даже отгораживается от смерти с помощью них. Переживание и проживание можно заменить развлечением, таким аттракционом, ритуальной лавкой с разной увлекательной атрибутикой. Поэтому для М. Елизарова важно изучить именно могильщика, копаря, проживающего человеческую утрату собственным телом.

Если говорить о том, как этот роман сделан: есть в «Земле» достаточное количество моментов, которые вызывают у меня, как у читателя, вопросы. Можно поделить роман на две условные части – первую, в которой обозначаются центральные темы, типы героев, виды ритуальных практик и вторую, полностью ее повторяющую… В какой-то момент Володя Кротышев начинает увязать в затянутых, идентичных эпизодах: он уходит и затем снова попадает в ритуальный бизнес, ругается с лидером одной группировки (Мултановским) и тут же заводит отношения с другим (Гапоном), разрывает роман с Алиной и вновь возвращается. Эффект «дежавю» при чтении второй части гарантирован. И в «Земле» это не выглядит, как прием, больше как авторский просчет, какая-то шероховатость. Кроме того, данная конструкция никуда не ведет – роман обрывается, оставляя читателю сомнительное послевкусие и недосказанность. Это можно объяснить тем, что «Земля» задумывалась как дилогия или даже трилогия, но выход последующих частей пока под вопросом, и сам М. Елизаров, кажется, еще никакого окончательного решения не принял. Будет ли распутан этот громоздкий сюжетный узел – неизвестно.

Лично я не могу сказать, что «Земля» М. Елизарова мне понравилась. Но сказать, что она мне не понравилась, я не могу в той же степени. Все-таки этот роман некорректно судить в известном смысле, т.к. мы имеем дело лишь с обрывком, частью определенного крупного замысла. Будет трилогия – будет и разговор. Но прочитать его, думаю, стоит; особенно тем, кто испытывает особый интерес в отношении ритуальных практик, тем, кто не боится увесистых монументальных текстов и, самое главное, хочет поразмышлять на тему того, как умирает человек XXI века. «Земля» интересна как характерный симптом культуры – философствование на обломках прежних ценностных ориентиров, возвращение к серьезности. Вроде бы появились новые ритуальные оболочки, какое-то понимание этого «русского танатоса», но на деле – пустота, константа и неисчислимые кубометры земли.