11.12.2024

Небо разлилось над почерневшей землей крупистой кофейной гущей, когда Бетель в первый раз за день вышел из дома, прижимая к себе завернутый в газету холст. Улица дышала последождевой влагой и горечью, тлеющей в руках замершего у подъезда старика сигаретой. Блеклый, худой, с желтоватой сморщенной кожей он смотрел своими безумными, подслеповато прищуренными глазами куда-то за грань синеющей между многоэтажками темноты. Бетель решил не тревожить его и, размяв затекшую после целого дня рисования шею, двинулся к перекошенной автобусной остановке.

Долго ждать не пришлось. По потемневшему после дождя асфальту, будто следуя за расстилающимся рулоном ковра, появляются рельсы. По ним, гремя металлическими колесами в развалку подъезжает трамвай. Окинув его туловище взглядом, Бетель дожидается пока дверь отъедет в сторону, пропуская его внутрь.

В салоне почти никого нет; пахнет кожей, живичным скипидаром и чем-то неуловимо далеким. Бетель, недолго думая опускается на одиночное сидение около окна, прижимаясь лбом к прохладному стеклу. Он прикрывает глаза и слышит, как со скрежетом закрывается откатывающаяся дверь, слышит, как трамвай начинает свое монотонное движение.

Бетель открывает глаза, когда трамвай вздрагивает всем телом и наконец отрывается от земли. С такой высоты дороги больше походят на нарисованные ребёнком каракули, и Бетель морщится, он не любил детей, даже когда сам был ребёнком. Слишком наивные, громкие, пахнущие сладостью неразрушенных мечт и теплым молоком создания казались ему невыносимо яркими для окружающей их планету тёмно-синей туманности.

Гул проносящихся мимо планет оседает в висках давящей болью глухого непонимания, и Бетель снова прикрывает глаза. Под веками то и дело мелькают разноцветные огоньки раздражающих воспоминаний. Тяжелое ощущение растекшегося под черепом жара вынуждает сдвинуть лоб с успевшего нагреться участка стекла в поисках прохлады. Он обязательно отлежится когда закончит с делами.

Прохлады подобной той, которая окутывала его до того, как он узнал о существовании ныне не покидающего его жара. Казалось, это было настолько давно, что он уже стал забывать обо всем что тогда происходило. Забывать о зеленом чае, о уроках композиции, которые им давал толстоватый курносый художник местного разлива в своей мастерской. Очередная вспышка принесла с собой воспоминание, обжигающе короткий отрывок недавнего разговора.

- Да ладно тебе не драматизируй, если долго мучится как говорится. – Ригель отхлебывает чай из граненого стакана. И смотрит на перегрунтованный холст. – Ты нафига все замазал? Нормально же было.

Бетель вздыхает и отложив блокнот в сторону, прокручивается на компьютерном кресле так, чтобы можно было смотреть на безмятежное лицо жующего засохшую баранку Ригеля.

- Потому что это не могло стать завершающей работой для настолько важной выставки! Она не выражает ничего, а картина, которая ничего не выражает, по сути, просто мазня.

Ригель удивленно моргает, зависает на пару минут и, пожав плечами снова отхлебывает чай.

- Делай как считаешь нужным, это же твоя работа.

- Если бы я знал, что и как мне считать то давным давно закончил.

- Меиса А, вообще сказала, что ты, по ее мнению, маешься дурью и можно было бы обойтись без этой картины.

- Милиса А может обходится без всего вообще, если ей так нравится.

У Бетельа вдруг возникло чувство, что его просто напросто одурачили, от этого стало невыносимо обидно. Внезапно захотелось лезть на стены и кричать о том насколько все несправедливо, сорвать голос, но доказать всем что все на самом деле не так, как они думают. И вообще…

В тот вечер они разошлись так ничего и не решив, Ригель забрал блокнот с эскизами который забыл вчера в мастерской и ушел, а Бетель у ничего не оставалось, и он от нечегоделать оставил на холсте вполне сносный карандашный набросок.

Картина ласково прижималась к боку и грела душу сквозь слои газетной обертки. Законченная. Не плохая-не хорошая, она устраивала его ровно настолько чтобы перестать намазывать одни слои краски поверх других.

Из густого тумана неприятных мыслей его выдернул легкий толчок, с которым колеса трамвая коснулись только что расстелившегося полотна рельс. Вместо них теперь в голове возникло емкое «на следующей выходить». Бетель грузно поднялся и поудобнее перехватив холст, принялся расталкивать набившихся в трамвай пассажиров. Зеленые, желтые, фиолетовые неоново яркие они будто бы пытались поглотить его узкую фигуру, завернутую в самое обычное черное пальто.

Путь до галереи занял от силы минут пятнадцать. Пятнадцать минут на морозном воздухе Энцелада и он почти что вправду готов погрузится в очередную бессмысленную болтовню о бремени талнтливых людей и важности прикладного искусства. Высокие потолки первой залы встречают его пронзительным скрипом двери. Недовольный консьерж, отрывается от кроссворда, и поднимает на него взгляд трех моргающих по очереди глаз. Бетель прочищает горло пытаясь сгладить возникшую между ними неловкую паузу спрашивает:

- У меня сейчас должна быть встреча с господином N-7483, в его кабинете. Я картину принес.

Бетель неловко бегает взглядом между всеми тремя глазами консьержа и чувствует, что мучавший его весь день жар становится невыносимым и вот вот вырвется наружу.

- Картину? Молодой человек, тут знаете сколько таких как вы с картинами ходит? Записываться надо было, господин N-7483, занятой человек, ему вообще не до этого, он сейчас занят организацией очень важной выстав…

- Я знаю. Это выставка моих работ. Я по договоренности.

Бетель нервно ведет плечом и бросив еще один короткий взгляд на консьержа быстро проходит вглубь здания, протаскивая за собой гулкое эхо отражающихся от стен шагов.

- Милый мой, здравствуй.

Жарко.

Господин N-7483 – в самом что ни на есть прямом смысле бесхребетная, растекшаяся по большому кожанному креслу напоминающая желе туша. Он смотрит на Бетеля своими маленькими глубоко посаженными глазками с того места, где обычно у людей находится лицо.

- Чем порадуешь меня на этот раз?

Невыносимо.

Сил чтобы составить слова в предложение у Бетеля не находится, но господину N-7483 они не нужны. Он ерзает в кресле и смотрит как Бетель разрывает скрывающую изображение газету.

Как только картину становится видно полностью господин N-7483 с поразительной ловкостью соскакивает с кресла и выдирает ее из чужих рук.

- И что это!?

Невозможно больше терпеть.

Бетель хочет что-то ответить, хочет попытаться вежливо объяснить что он не мог закончить раньше, не мог просто потому что не знал как, ему хочется свалить вину на плохую погоду, переполненные автобусы, низкую оплату труда и слишком быстро остывающий чай, но вместо ответа из его рта вырывается вспышка света. Резкая. Острая. Уничтожающая все на своем пути яростной красной волной, только что умеревшей и тут же возродившейся сверхновой.

Красно-желтый заливает