Подборка стихотворений
Октава
Зарёю заалели крыши,
и мне послышалось сквозь сон,
как кем-то выведется выше
восточной песни унисон.
С восьмой ступенью будут взяты,
чтобы, раздавшись, ублажить,
седьмое небо, круг девятый,
между которых — мир лежит.
Но кто вы, что своей октавой
ответите на верный вой?
Себя объявите когда вы?..
Ты под луною — сам не свой,
пока на волка волкодавы
не будут спущены судьбой.
Красное дерево
По миру не простынь, а небо расстелено,
и выхвачен облик свечою столба —
то дерево вскинуло руки в истерике,
как только остыла слепая мольба.
О красное дерево, грустное зарево
моей сигареты в ночной черноте!
Что лезвия-листья на штоф разбазаривать,
когда за кулисами скрылись не те?
Гляди не гляди на ладони, испуганный, —
гербарием станут они к ноябрю.
А красное дерево — чёрными углями:
оно догорело, и я докурю.
Две недели
1
Небо чёрно-белое
к вечеру помадится.
Ничего не делаю:
это вечер пятницы.
И о чём-то думаю
возле занавески…
Вдохновенье дунуло,
но совсем нерезко.
До чего же крошечным,
оживая в сумерках,
кажется окошечко
с многозначным нумером.
Десять ли, одиннадцать —
рано закрывать.
Никуда не сдвинется
старая кровать.
Пусть ещё поверится
на пути ко сну
в лавочку под деревцем,
друга и весну.
2
В семь утра ем горький шоколад
и горячим кофе запиваю.
Всё одна и та же мостовая,
и нельзя свернуть и прогулять.
Лишь смотрю, опасливо насупясь
(я детей обычно не люблю),
как, вскрывая с хрустом колею,
прыгает играющая глупость.
Но поймёшь, вдыхая от земли
воздух горько-сладкий и горячий,
что весна — забудься и замри! —
всё ещё не раз переиначит.
Бессмертие
В покое, пыльном и неполном,
грозу опять я пережду —
а так хотелось с Аполлоном
сплавляться в мае по дождю!
И от чего в глазах темно,
опять вплотную подступает…
Неужто жизнь — полупустая?
Едва ли так заведено.
Сирень
Свой аромат мешая с паром,
цветёт сирень в проулке старом,
через забор перевалив:
с утра под дождиком умывшись,
упругие расправив мышцы,
надела кружево на лиф.
Играет жизнь, доверясь ладу;
берут и небо в акколаду
кусты, заполнившие нюх.
Под эту музыку немую
порог забытый я миную,
ленивой бабочкой вспорхнув.
Отдых в Питере
1
Хожу в сб. по СПб,
у Смольного смолю…
А мысли — только о тебе:
прими любовь мою!
2
Перламутровка непарная
села на мой рукав.
Не берёте, милые, в дар меня —
улетаю, не обругав.
***
Пахнуло затопленной печью
из недр осеннего быта.
Топорщатся ватные плечи,
и сердце немного разбито.
Я ем злополучные торты,
с любым, не стыдясь, тараторю,
а мальчик, наивный и гордый,
остался у южного моря.
И рвутся огромные листья,
и морось ложится на хвою…
Нелепо, но всё-таки выстрел —
одно, чем утешатся двое.
***
Скажут: выпей, приляг, завернись…
Ну а что же больного поднимет?
Только выдох, с которым лютнист
протянул бы забытое имя.
***
По комнате ходит мышь.
Смешно или нет — не знаю.
Зашторишься и дымишь —
вот так и бывает с нами.
Расселись по одному,
и спим, и едим — немножко,
а мальчик в сыром дыму,
рыдая, хоронит кошку.
Зарёю заалели крыши,
и мне послышалось сквозь сон,
как кем-то выведется выше
восточной песни унисон.
С восьмой ступенью будут взяты,
чтобы, раздавшись, ублажить,
седьмое небо, круг девятый,
между которых — мир лежит.
Но кто вы, что своей октавой
ответите на верный вой?
Себя объявите когда вы?..
Ты под луною — сам не свой,
пока на волка волкодавы
не будут спущены судьбой.
Красное дерево
По миру не простынь, а небо расстелено,
и выхвачен облик свечою столба —
то дерево вскинуло руки в истерике,
как только остыла слепая мольба.
О красное дерево, грустное зарево
моей сигареты в ночной черноте!
Что лезвия-листья на штоф разбазаривать,
когда за кулисами скрылись не те?
Гляди не гляди на ладони, испуганный, —
гербарием станут они к ноябрю.
А красное дерево — чёрными углями:
оно догорело, и я докурю.
Две недели
1
Небо чёрно-белое
к вечеру помадится.
Ничего не делаю:
это вечер пятницы.
И о чём-то думаю
возле занавески…
Вдохновенье дунуло,
но совсем нерезко.
До чего же крошечным,
оживая в сумерках,
кажется окошечко
с многозначным нумером.
Десять ли, одиннадцать —
рано закрывать.
Никуда не сдвинется
старая кровать.
Пусть ещё поверится
на пути ко сну
в лавочку под деревцем,
друга и весну.
2
В семь утра ем горький шоколад
и горячим кофе запиваю.
Всё одна и та же мостовая,
и нельзя свернуть и прогулять.
Лишь смотрю, опасливо насупясь
(я детей обычно не люблю),
как, вскрывая с хрустом колею,
прыгает играющая глупость.
Но поймёшь, вдыхая от земли
воздух горько-сладкий и горячий,
что весна — забудься и замри! —
всё ещё не раз переиначит.
Бессмертие
В покое, пыльном и неполном,
грозу опять я пережду —
а так хотелось с Аполлоном
сплавляться в мае по дождю!
И от чего в глазах темно,
опять вплотную подступает…
Неужто жизнь — полупустая?
Едва ли так заведено.
Сирень
Свой аромат мешая с паром,
цветёт сирень в проулке старом,
через забор перевалив:
с утра под дождиком умывшись,
упругие расправив мышцы,
надела кружево на лиф.
Играет жизнь, доверясь ладу;
берут и небо в акколаду
кусты, заполнившие нюх.
Под эту музыку немую
порог забытый я миную,
ленивой бабочкой вспорхнув.
Отдых в Питере
1
Хожу в сб. по СПб,
у Смольного смолю…
А мысли — только о тебе:
прими любовь мою!
2
Перламутровка непарная
села на мой рукав.
Не берёте, милые, в дар меня —
улетаю, не обругав.
***
Пахнуло затопленной печью
из недр осеннего быта.
Топорщатся ватные плечи,
и сердце немного разбито.
Я ем злополучные торты,
с любым, не стыдясь, тараторю,
а мальчик, наивный и гордый,
остался у южного моря.
И рвутся огромные листья,
и морось ложится на хвою…
Нелепо, но всё-таки выстрел —
одно, чем утешатся двое.
***
Скажут: выпей, приляг, завернись…
Ну а что же больного поднимет?
Только выдох, с которым лютнист
протянул бы забытое имя.
***
По комнате ходит мышь.
Смешно или нет — не знаю.
Зашторишься и дымишь —
вот так и бывает с нами.
Расселись по одному,
и спим, и едим — немножко,
а мальчик в сыром дыму,
рыдая, хоронит кошку.
Степан Давыдов — студент пятого курса специальности «Литературное творчество» филологического факультета ТГУ, мастерская Дмитрия Николаевича Коростелева.
2022 г.
