13.03.2025

C

Слово застынет и, закостеневшее,
сгинет. И я ничего не скажу.
Сыпью осядет на теле, конечно же,
снова уже несвершившийся шум,

будет свербеть и сверлить стенки черепа
так, что бессилен тут станет язык,
чтоб объяснить это. С горкой зачерпнуто
смысла — но мне недостаточно с.

Мне нужно всë — и ни больше, ни меньше. Я
в пальцах запутала мысль, как нить.
Я теперь словно змея, но успевшая
хвост свой увидеть лишь, не укусить.

***

Бессонница не от мыслей, и всë бессмысленно.
Реальность с издëвкой правит мне одеяло
и будто бы ненароком следит за числами,
настойчиво семенящими по экрану.

А я тяжело свой мир осмысляю пятнами
и даже попытки бросила их измерить:
подушки мои сейчас неуютно ватные,
я знаю, что не найду в них заветных перьев.

Бессонница не от мыслей — от их отсутствия.
Реальность щекочет пятки, как Ахиллесу,
и я в ней лежу, пронзëнная вся и куцая,
такая, что и в контекст теперь вряд ли влезу.

Попытка спасения

Ладони сомкнулись в замок — всë сильней.
Вместись в мою клетку грудную!
Я сердце устала ронять до ступней,
поэтому кости погнула —

чтоб было свободней, но стало тесней.
Разрушь изнутри меня тоже,
раз было легко это делать извне,
словами царапая кожу.

Ладони сомкнулись — замкнëтся и круг,
и мы доберëмся до сути.
Я вспомню о том, как поверила вдруг,
что можно пролезть между прутьев,

но только застряла меж двух железяк
и смысла брыкаться не вижу.
Мне кажется, проще оставить всë так,
ведь я научилась жить с грыжей.

Вместись ко мне в сердце: удушливый смог
нас здесь не достанет, не тронет...
А правда: снять с двери железный замок
легко — но замок из ладоней?..

Спрашиваю я спрашиваю я спрашиваю

Мне три, я у гроба смотрюсь осознанно,
будто бы смерть не впервые вижу,
а мама боится моих вопросов, но
с виду спокойна я каждой мышцей.

Покойник — мой родственник, мы с ним ладили,
мне его смерть бы должна в новинку —
но для своих лет я безумно сознательна,
незачем мне объяснять поминки

хотя бы сейчас — это здесь не к времени,
вернëмся домой и решим с вопросами...

Стой.
Всë ведь было не так.
Мам, я об этом не помню.
Не помню себя на чьих-то похоронах,
и вообще я не помню
этого человека.
Не помню, мам.

Может быть, есть что-то смутное:
вот, я сижу,
у меня на бумаге первые робкие буквы —
есть что-то смутное:
прозвище одной родственницы, с которой меня сейчас сравнивают,
оно ведь пошло не так, что я просто придумала, —
я написала;
может быть, это он
помог закрепить его так, что когда я в десять
учила себя обращаться по имени к ней,
меня сбили вопросы
и то, чем они окрашены?
Будто заткнули.
В последнее время мне кажется,
будто заткнули,
хотя не специально, конечно, но
будто заткнули.

Как думаешь, мам, почему я не спросила о смерти?
Не помню, но вдруг,
мама, вдруг
мне было так страшно,
что я не знала, как спрашивать, —
даже не знала,
как спрашивать.
Мама, а вдруг
я была просто ребëнком, как тебе кажется?

...Сегодня как будто стихами всеми я
пытаюсь спросить — да вот только поздно мне.

***

Стены, оттолкнувшись, задвигались хаотично —
каждая здесь несущая, — рушится потолок.
Всюду разлит бензин, в руке моей тлеет спичка —
главное, чтобы стены меня не сбивали с ног.

Грохот безумных стен, и паркет под ногами стонет,
в сломанном столь пространстве нельзя обнаружить дверь.
Может быть, я смогу найти выход или синоним —
выйдем через него, обязательно, только верь!

Стены — как миллионы гигантских деталей лего
сразу из ста наборов, и раз мне их не собрать,
то идеальный мир помещу-ка я в человека,
стлевшую спичку брошу на пол и зажгу опять.

Значит уже не страшно, и пропадом эти стены:
спичка в моей ладони и солнце в твоей груди
будут теперь навеки осмыслены и нетленны,
стены же все замрут, обязательно, только жди...

Надя Бебекина — студентка 3 курса направления «Литературное творчество» филологического факультета ТГУ (мастерская Д. Н. Коростелева (Коро))