Встреча с Екатериной Бухановой
Екатерина Дмитриевна, Вы учитесь в аспирантуре филологического факультета ТГУ. Почему Вы решили поступить в аспирантуру? Как Вам кажется, что даёт этот уровень образования?
Я поступила в аспирантуру филологического факультета ТГУ (специальность «Русская литература и литература народов Российской Федерации», кафедра истории русской литературы XX–XXI веков и литературного творчества), потому что мои личные и профессиональные цели связаны с исследованиями в области филологии. В момент поступления в аспирантуру я думала о том, чтобы продолжить образование там же, где с интересом училась в бакалавриате и магистратуре, углубить свои знания, расширить собственное исследование, получить в будущем учёную степень и развиваться в сфере филологии.
Как аспирант Вы исследуете творчество Андрея Битова. Этому писателю также посвящены Ваши бакалаврская работа и магистерская диссертация. Как Вы пришли к этому автору?
Удивительно, но всё началось не с Андрея Битова, а с другого интересного мне автора – Лоренса Стерна. На 2 курсе бакалавриата я читала его роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди...» в качестве домашнего чтения по английскому языку. Так получилось, что как раз в тот момент, определяясь с темой будущей дипломной работы, я увидела в списке тем, предложенных моим будущим научным руководителем, Татьяной Леонидовной Рыбальченко, тему, посвящённую рецепции Стерна в творчестве Битова, тогда ещё не известного мне автора. И я заинтересовалась! Было любопытно на материале творчества этих двух авторов рассмотреть механизмы трансляции и трансформации разных культурных кодов, исследовать сложные и необычные повествовательные структуры и сюжеты письма и от анализа конкретных мотивов и образов перейти к возможностям запечатления картины мира в слове.
Заметки на полях:
Андрей Битов (1937 – 2018)
Можете рассказать, как развивалось и трансформировалось Ваше исследование? Чему были посвящены работы в бакалавриате, магистратуре и чем Вы занимаетесь в аспирантуре? Менялись ли методы, материал?
Начиная с бакалавриата, погружаясь в художественный мир Битова, знакомясь с оценками его произведений, уже существовавшими в критике и литературоведении, я искала поле для собственного исследования. Бакалаврская ВКР была посвящена судьбе художника и текста в «романе в новеллах» Битова «Преподаватель симметрии» (1969–2013). Основными методами исследования были выбраны семиотический, нарратологический, интертекстуальный. В магистерской диссертации мы обратились к трансформации жанра «сентиментального путешествия» (на материале ранних лирических армянского и грузинского путешествий Битова). Соответственно, мне были близки культурологический, имагологический, сравнительно-исторический методы. Сейчас я занимаюсь зрелой художественной прозой писателя – романом в четырёх повестях «Оглашенные» (1971–2018) – в аспекте семантики сюжета странствия и планирую вернуться также к «Преподавателю симметрии», но уже на ином уровне осмысления – восходя от мотивов путешествий в сюжетах персонажей к общей мировоззренческой системе писателя.
Битова можно отнести к современным авторам – последние его произведения опубликованы уже в XXI веке. В чём, по Вашему мнению, особенность исследования современной литературы?
Участвуя в семинарах, конференциях, летних школах, обмениваясь опытом с коллегами, я замечала, что, к сожалению, произведения современных авторов нередко остаются «непрочитанными», так как порождают у филологов страх «ошибиться» во мнении при объективном отсутствии той исторической дистанции (бесспорно, благотворной), которую мы имеем при изучении классики. Однако, на мой взгляд, именно неоднозначность интерпретаций современной литературы, неизведанность путей её понимания способна породить у смелого исследователя настоящий азарт при выстраивании научного диалога, в процессе развития и закрепления своих мыслей.
Если бы Вас попросили в двух словах объяснить человеку, который ничего не знает о Битове, в чем уникальность и значимость этого писателя, что бы Вы сказали?
Я рассказала бы о том, что Битов – продолжатель традиций классической русской литературы (на линии синтеза лиризма и аналитизма, психологизма и философичности, иронии и гуманизма...), которому удалось, играя с проблемой условности любых художественных форм, найти совершенно новые повествовательные решения, отвечающие задаче запечатления кризиса сознания современного человека. Герой Битова прочитывает традиционные ценности как «музейные», плутает в лабиринтах застигнувшей его свободы, ищет ценностные константы в стремительно меняющейся реальности. Битов – писатель-путешественник, эссеист-культуролог, философ текста, феноменолог нормы, эколог-этолог... Человек у Битова – «оглашенный», он сомневается, ведёт сам с собой внутренний «сократический диалог», постоянно задаёт себе этот неотступный вопрос: «он подумал или я сказал?..», и в то же время он – созерцатель божественного Творения, призванный прозревать симметрию бытия и через это разрешить одиночество своего создателя.
А чем он интересен именно Вам как читателю и как исследователю?
Творчество Битова, чей художественный путь продолжался около 60 лет, привлекает меня широтой своего герменевтического, культурологического, феноменологического, онтологического, натурфилософского, экзистенциального, текстологического потенциала. Интересны эксперименты Битова с самим явлением «литературности» на границе между искусством и жизнью. Интересна тонкая работа, игра со словом, с образом, которую писатель ведёт сразу на нескольких уровнях: на уровне метатекста (вовлекая читателя в творческий процесс, акцентируя сюжет письма), паратекста (предписывая ключевым романам авторские жанровые подзаголовки: роман-музей, роман-странствие, роман-пунктир, роман-эхо – и предваряя романы, повести, новеллы эпиграфами – отсылками к мировой словесности от библейских стихов до строчек из современной прозы и поэзии), интертекста (стилизуя классических и модерных авторов на разных ступенях нарративных структур, выражая таким образом динамику картины мира). Текст у Битова в своей многослойности, многомерности уподобляется самому бытию.
Я поступила в аспирантуру филологического факультета ТГУ (специальность «Русская литература и литература народов Российской Федерации», кафедра истории русской литературы XX–XXI веков и литературного творчества), потому что мои личные и профессиональные цели связаны с исследованиями в области филологии. В момент поступления в аспирантуру я думала о том, чтобы продолжить образование там же, где с интересом училась в бакалавриате и магистратуре, углубить свои знания, расширить собственное исследование, получить в будущем учёную степень и развиваться в сфере филологии.
Как аспирант Вы исследуете творчество Андрея Битова. Этому писателю также посвящены Ваши бакалаврская работа и магистерская диссертация. Как Вы пришли к этому автору?
Удивительно, но всё началось не с Андрея Битова, а с другого интересного мне автора – Лоренса Стерна. На 2 курсе бакалавриата я читала его роман «Жизнь и мнения Тристрама Шенди...» в качестве домашнего чтения по английскому языку. Так получилось, что как раз в тот момент, определяясь с темой будущей дипломной работы, я увидела в списке тем, предложенных моим будущим научным руководителем, Татьяной Леонидовной Рыбальченко, тему, посвящённую рецепции Стерна в творчестве Битова, тогда ещё не известного мне автора. И я заинтересовалась! Было любопытно на материале творчества этих двух авторов рассмотреть механизмы трансляции и трансформации разных культурных кодов, исследовать сложные и необычные повествовательные структуры и сюжеты письма и от анализа конкретных мотивов и образов перейти к возможностям запечатления картины мира в слове.
Заметки на полях:
Андрей Битов (1937 – 2018)
- Лоренс Стерн (1713 –1768) – английский писатель, автор романа «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» и романа «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии», один из важных для сентиментального направления в литературе писателей.
Можете рассказать, как развивалось и трансформировалось Ваше исследование? Чему были посвящены работы в бакалавриате, магистратуре и чем Вы занимаетесь в аспирантуре? Менялись ли методы, материал?
Начиная с бакалавриата, погружаясь в художественный мир Битова, знакомясь с оценками его произведений, уже существовавшими в критике и литературоведении, я искала поле для собственного исследования. Бакалаврская ВКР была посвящена судьбе художника и текста в «романе в новеллах» Битова «Преподаватель симметрии» (1969–2013). Основными методами исследования были выбраны семиотический, нарратологический, интертекстуальный. В магистерской диссертации мы обратились к трансформации жанра «сентиментального путешествия» (на материале ранних лирических армянского и грузинского путешествий Битова). Соответственно, мне были близки культурологический, имагологический, сравнительно-исторический методы. Сейчас я занимаюсь зрелой художественной прозой писателя – романом в четырёх повестях «Оглашенные» (1971–2018) – в аспекте семантики сюжета странствия и планирую вернуться также к «Преподавателю симметрии», но уже на ином уровне осмысления – восходя от мотивов путешествий в сюжетах персонажей к общей мировоззренческой системе писателя.
Битова можно отнести к современным авторам – последние его произведения опубликованы уже в XXI веке. В чём, по Вашему мнению, особенность исследования современной литературы?
Участвуя в семинарах, конференциях, летних школах, обмениваясь опытом с коллегами, я замечала, что, к сожалению, произведения современных авторов нередко остаются «непрочитанными», так как порождают у филологов страх «ошибиться» во мнении при объективном отсутствии той исторической дистанции (бесспорно, благотворной), которую мы имеем при изучении классики. Однако, на мой взгляд, именно неоднозначность интерпретаций современной литературы, неизведанность путей её понимания способна породить у смелого исследователя настоящий азарт при выстраивании научного диалога, в процессе развития и закрепления своих мыслей.
Если бы Вас попросили в двух словах объяснить человеку, который ничего не знает о Битове, в чем уникальность и значимость этого писателя, что бы Вы сказали?
Я рассказала бы о том, что Битов – продолжатель традиций классической русской литературы (на линии синтеза лиризма и аналитизма, психологизма и философичности, иронии и гуманизма...), которому удалось, играя с проблемой условности любых художественных форм, найти совершенно новые повествовательные решения, отвечающие задаче запечатления кризиса сознания современного человека. Герой Битова прочитывает традиционные ценности как «музейные», плутает в лабиринтах застигнувшей его свободы, ищет ценностные константы в стремительно меняющейся реальности. Битов – писатель-путешественник, эссеист-культуролог, философ текста, феноменолог нормы, эколог-этолог... Человек у Битова – «оглашенный», он сомневается, ведёт сам с собой внутренний «сократический диалог», постоянно задаёт себе этот неотступный вопрос: «он подумал или я сказал?..», и в то же время он – созерцатель божественного Творения, призванный прозревать симметрию бытия и через это разрешить одиночество своего создателя.
А чем он интересен именно Вам как читателю и как исследователю?
Творчество Битова, чей художественный путь продолжался около 60 лет, привлекает меня широтой своего герменевтического, культурологического, феноменологического, онтологического, натурфилософского, экзистенциального, текстологического потенциала. Интересны эксперименты Битова с самим явлением «литературности» на границе между искусством и жизнью. Интересна тонкая работа, игра со словом, с образом, которую писатель ведёт сразу на нескольких уровнях: на уровне метатекста (вовлекая читателя в творческий процесс, акцентируя сюжет письма), паратекста (предписывая ключевым романам авторские жанровые подзаголовки: роман-музей, роман-странствие, роман-пунктир, роман-эхо – и предваряя романы, повести, новеллы эпиграфами – отсылками к мировой словесности от библейских стихов до строчек из современной прозы и поэзии), интертекста (стилизуя классических и модерных авторов на разных ступенях нарративных структур, выражая таким образом динамику картины мира). Текст у Битова в своей многослойности, многомерности уподобляется самому бытию.
Буханова Екатерина Дмитриевнана —
аспирант кафедры истории русской литературы XX-XXI веков и литературного творчества ТГУ, старший преподаватель кафедры латинского языка и медицинской терминологии СибГМУ.
аспирант кафедры истории русской литературы XX-XXI веков и литературного творчества ТГУ, старший преподаватель кафедры латинского языка и медицинской терминологии СибГМУ.
Как Вам кажется, почему для писателя так важен феномен путешествия? Как в путешествиях Битова совмещается непосредственный чувственный опыт и опыт культурный?
Литературные путешествия Битова открывают разные ипостаси философии жизни homo viator – «человека-путника» (по Г. Марселю), номада-кочевника (по Ж. Делёзу и Ф. Гваттари). В «сентиментальных путешествиях» («Уроки Армении» (1967–1969), «Грузинский альбом» (1970–1983) целостность расширяющегося внешнего мира отражается, как в зеркале, в полноте частных переживаний рассказчика-путешественника. В мениппейных бродяжничествах («Человек в пейзаже» (1983), «Ожидание обезьян» (1993)) изменённое сознание оказывается продуктивным для гносеологических прорывов, направленных на разрешение «последних вопросов» (по М. М. Бахтину). В духовных странствиях («Птицы, или Оглашение человека» (1971, 1975), «Последний из оглашенных» (2012)) акцентирован критерий внутренней подлинности, ведущий путешественника к катарсису принятия теплоты эмпирического и смирения перед бытием... В любом из вариантов фабула реального путешествия (на Куршскую косу или в подмосковное Коломенское, на Кавказ, в США, Швецию, на Филиппины) переходит в сюжет ментального, внутреннего странствия. Об этом – строки из стихотворения Битова «После крещения» (1982):
Кто строит дом, не тот в дому живёт.
Кто создал жизнь, не ищет смысла жизни.
Мысль свыше – не сама себя поймёт.
Пускайся в путь и в нём себя настигни.
Заметки на полях:
Чем Вы можете объяснить принципиальность установки Битова на диалог с другими авторами и художественными произведениями?
Битов в своих книгах размышлял над тем, как, с одной стороны, авторитет предшественников довлеет над начинающим автором, желающим сказать своё, новое слово, но испытывающим «страх влияния» (по Х. Блуму), а с другой стороны – именно этот фон уже воспринятых неосознанно или сознательно смыслов неизбежно становится ядром расширяющегося герменевтического круга сознания молодого художника. Так, например, в игровой новелле «Посмертные записки Тристрам-клуба» из романа «Преподаватель симметрии» одна из заповедей в манифесте клуба начинающих писателей, воплощающего парадигму свободного творчества в ситуации эпистемологической революции, – «категорический запрет на любые сюжеты о великих людях», – соседствует с такими шуточными и в то же время серьёзными законами, как «не писать можно все, что угодно», «писать можно лишь то, что получается». Битов осмысляет постмодернистскую концепцию «смерти автора» в экзистенциальном ключе. Обращение к смежным литературным полям позволяет Битову задать культурно-исторический контекст, актуализировать «память формы», проследить линию развития той или иной идеи, нарастить новые живые смыслы и выйти к философии культуры.
Заметки на полях:
Можно ли выделить литературную традицию, эпоху, стиль или конкретного автора, наиболее важные для писателя?
В творческом сознании Битова отзывались многие феномены мировой словесности, выстраивались целые культурные линии. Свобода, человечность, жертвенность Пушкина. «Сытность текста» Гоголя. Чувство нормы Толстого и экзистенциализм Достоевского. Психологизм Тургенева. Проницательность Чехова. Космизм – утопизм – натурфилософия Фёдорова – Платонова – Заболоцкого. Откровения русской религиозной философии. Поиски русской эмиграции. Серьёзность Зощенки. Метафизичность Набокова. Авангардные чудачества Пруткова – обэриутов – «митьков»... Плотность мысли Паскаля. Ироничность и сентиментальность Стерна. Философия культуры Гессе. Мифология Джойса. Феноменология Пруста... Армения Мандельштама и Матевосяна, Грузия Руставели и Ахвледиани, Абхазия Искандера и Зантарии... О многих своих ориентирах Битов говорил сам в своих сборниках эссе – «Статьи из романа», «Текст как текст», «Пятое измерение. На границе времени и пространства» и др.
Заметки на полях:
Почему Вы выбрали предметом исследования именно позднее творчество Битова?
Поздняя художественная проза Битова, вобравшая в себя все предшествующие стратегии писателя – экспериментальную поэтику, лирическую исповедальность, философский анализ, метатекстуальную игру, рецептивную эстетику – видится нам наиболее полно отражающей жизнетворческую интенцию автора и его краеугольную мысль о неконечности процесса создания текста как незавершении познания бытия.
Ещё одна очень интересная область в творчестве Битова – это «чтение» Пушкина. Этот плодотворный диалог прошёл через всю творческую жизнь Битова (впоследствии в тандеме с Р. Габриадзе). Как Вам кажется, в чем особенность битовского прочтения поэта? Можете рассказать, открыл ли Вам Битов нового Пушкина?
Говоря об осмыслении образа Пушкина в творчестве Битова, стоит назвать, прежде всего, роман «Пушкинский дом» (1964–1971), повесть «Фотография Пушкина (1799–2099)» (1985), некоторые отдельные эссе («Родина поэта», «Дом поэта» и «Могила поэта», «Неистовый Роландо, или Как правильно смотреть телевизор» (1970–1980-е) и др.), а также несколько книг, специально посвящённых Александру Сергеевичу: «Пушкинский том» (2014), в который вошла пушкинистика, писавшаяся Битовым на протяжении многих лет (в том числе экспериментальные текстологические исследования 1980–1990-х «Вычитание зайца. 1825» и «Предположение жить. 1836»), «Арион» (2017), «В ожидании осени» (2021) – переосмысление биографии поэта как истории трёх «побегов» и др. Плодом многолетнего совместного творчества Битова и Габриадзе стала, в том числе, необычная книга «Метаморфоза», в иллюстрациях к которой Пушкин предстаёт трогательным нарисованным человечком со своими маленькими историями. Там он «спит, так что нельзя сказать, что он ничего не делает», ищет сапог для самовара и «ведёт домой сапог, как большую собаку», колет дрова, пьёт чай и, наконец, хвастается няне свежими стихами... В 2022 году по мотивам этих же рисунков Габриадзе вышел замечательный анимадок Аси Гусевой «Пушкин – Битов – Габриадзе. ПОБЕГ». Проблеме «Битов – Пушкин» посвящено немало научных трудов, в том числе диссертация И. А. Толмашова «А. С. Пушкин в творческом сознании А. Г. Битова» (Томск, 2009). На эту тему интересно писала И. Сурат.
Пушкин у Битова – это, во-первых, реально живший на свете человек, о существовании которого сегодня свидетельствуют его сохранившиеся до наших дней вещи, выставленные не обозрение в доме-музее, черновики-сомнения из «грязного сундука» и предметы быта:
Сюртук мальчика с модной вытачкой. Тоньше пальчика в фалде дырочка. В эту дырочку мы глядим на свет: нам на выручку кто идёт иль нет? Жил один Сверчок... Господи, прости! Наступил молчок на Всея Руси.
Во-вторых, Пушкин – первопроходец вольного слова, пророк, завещавший потомкам идти «дорогою свободной», «самурай» чести, добрый гений, чей голос живёт в каждом из нас. Наконец, Пушкин у Битова – далёкий таинственный луч, прозрачный «рассеянный свет», сопротивляющийся неловким попыткам материализации, в том числе и рамкам канонизации (так, преданный потомок Пушкина из будущего – путешественник во времени – возвращается в свою эпоху из пушкинской без чаемой фотографии своего кумира, ни с чем, да ещё и в нездоровом сознании...). Читая Битова, я открыла для себя эту неочевидную многоликость вечного образа Пушкина.
Заметки на полях:
В редакции Елены Шубиной только в 2022 году были переизданы две книги Андрея Битова – роман «Пушкинский дом» и сборник «Обоснованная ревность». Как Вам кажется, что Андрей Битов может дать современному читателю?
Представленная в творчестве Битова парадигма смыслов воспринимается современным читателем как живой источник неординарных, невозможных ни у какого другого художника органических эстетических решений. Его книги отзываются в нас своей социокультурной близостью и в то же время – вневременной, «классической» цельностью и полнотой. А вообще, когда говоришь о Битове, велик соблазн сослаться на многих его друзей и коллег, в своих воспоминаниях отмечавших неизречённость значения его личности, например, на Е. Попова: «Битов за свою жизнь написал столько мучительно завлекательного, яркого, сочного, сложного и простого, что все рассуждения о нём, все попытки растолковать суть его существования в пространстве и времени заранее обречены на неуспех».
Екатерина Дмитриевна, если мы вернёмся к человеку, который не знает и не читал Битова. С каких произведений Вы бы порекомендовали начать это знакомство?
Битов такой разный в своих текстах, что вопрос «с чего начать» – это вопрос вкуса. Если бы мне нужно было посоветовать что-то некому максимально абстрактному читателю, я предложила бы обратить внимание на ранние рассказы начала 1960-х («Автобус», «Бездельник», «Пенелопа» и др.), повести «Уроки Армении» и «Птицы...», на первые части романа «Улетающий Монахов» («Дверь», «Сад» (1965, 1972), на некоторые отдельные новеллы из «Преподавателя симметрии» («Вид неба Трои», «О – цифра или буква?»), может быть, посоветовала бы даже посмотреть фильм «В четверг и больше никогда», снятый в 1977 году А. Эфросом по сценарию Битова... Но только не начинать читать сразу «Пушкинский дом»! Мне кажется, что, к сожалению, даже филологи-старшекурсники не всегда оказываются готовы к восприятию этой повествовательно сложной книги, если это первый для них битовский текст.
Может, есть одно или несколько особенно ценных для Вас произведений Битова? Если да, то почему именно они?
Все художественные произведения, по которым я писала и пишу работы – как говорится, не благодаря, а вопреки этому! Потому что попытка выстраивания своего скромного текста рядом с оригинальным произведением даёт совершенно новый уровень осмысления по сравнению с обычным, даже очень внимательным, чтением. Исследователь неизбежно оставляет что-то своё, личное между страниц книги, и текст живёт.
Литературные путешествия Битова открывают разные ипостаси философии жизни homo viator – «человека-путника» (по Г. Марселю), номада-кочевника (по Ж. Делёзу и Ф. Гваттари). В «сентиментальных путешествиях» («Уроки Армении» (1967–1969), «Грузинский альбом» (1970–1983) целостность расширяющегося внешнего мира отражается, как в зеркале, в полноте частных переживаний рассказчика-путешественника. В мениппейных бродяжничествах («Человек в пейзаже» (1983), «Ожидание обезьян» (1993)) изменённое сознание оказывается продуктивным для гносеологических прорывов, направленных на разрешение «последних вопросов» (по М. М. Бахтину). В духовных странствиях («Птицы, или Оглашение человека» (1971, 1975), «Последний из оглашенных» (2012)) акцентирован критерий внутренней подлинности, ведущий путешественника к катарсису принятия теплоты эмпирического и смирения перед бытием... В любом из вариантов фабула реального путешествия (на Куршскую косу или в подмосковное Коломенское, на Кавказ, в США, Швецию, на Филиппины) переходит в сюжет ментального, внутреннего странствия. Об этом – строки из стихотворения Битова «После крещения» (1982):
Кто строит дом, не тот в дому живёт.
Кто создал жизнь, не ищет смысла жизни.
Мысль свыше – не сама себя поймёт.
Пускайся в путь и в нём себя настигни.
Заметки на полях:
- Габриэль Оноре Марсель (1889 – 1973) – французский философ-экзистенциалист, драматург, театральный и музыкальный критик. Основные произведения: «Метафизический дневник», «Опыт конкретной философии».
- Жиль Делёз (1925 года – 1995 года) – французский философ, представитель континентальной философии, иногда относимый к постструктурализму.
- Пьер-Феликс Гваттари(1930 – 1992) — французский психоаналитик, философ и политический активист, один из основоположников антипсихиатрии, написавший совместно с философом Жилем Делёзом знаменитый трактат «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» (1972).
Чем Вы можете объяснить принципиальность установки Битова на диалог с другими авторами и художественными произведениями?
Битов в своих книгах размышлял над тем, как, с одной стороны, авторитет предшественников довлеет над начинающим автором, желающим сказать своё, новое слово, но испытывающим «страх влияния» (по Х. Блуму), а с другой стороны – именно этот фон уже воспринятых неосознанно или сознательно смыслов неизбежно становится ядром расширяющегося герменевтического круга сознания молодого художника. Так, например, в игровой новелле «Посмертные записки Тристрам-клуба» из романа «Преподаватель симметрии» одна из заповедей в манифесте клуба начинающих писателей, воплощающего парадигму свободного творчества в ситуации эпистемологической революции, – «категорический запрет на любые сюжеты о великих людях», – соседствует с такими шуточными и в то же время серьёзными законами, как «не писать можно все, что угодно», «писать можно лишь то, что получается». Битов осмысляет постмодернистскую концепцию «смерти автора» в экзистенциальном ключе. Обращение к смежным литературным полям позволяет Битову задать культурно-исторический контекст, актуализировать «память формы», проследить линию развития той или иной идеи, нарастить новые живые смыслы и выйти к философии культуры.
Заметки на полях:
- Гарольд Блум (1930 —2019) — американский историк и теоретик культуры, литературный критик и литературовед, библеист, религиовед.
Можно ли выделить литературную традицию, эпоху, стиль или конкретного автора, наиболее важные для писателя?
В творческом сознании Битова отзывались многие феномены мировой словесности, выстраивались целые культурные линии. Свобода, человечность, жертвенность Пушкина. «Сытность текста» Гоголя. Чувство нормы Толстого и экзистенциализм Достоевского. Психологизм Тургенева. Проницательность Чехова. Космизм – утопизм – натурфилософия Фёдорова – Платонова – Заболоцкого. Откровения русской религиозной философии. Поиски русской эмиграции. Серьёзность Зощенки. Метафизичность Набокова. Авангардные чудачества Пруткова – обэриутов – «митьков»... Плотность мысли Паскаля. Ироничность и сентиментальность Стерна. Философия культуры Гессе. Мифология Джойса. Феноменология Пруста... Армения Мандельштама и Матевосяна, Грузия Руставели и Ахвледиани, Абхазия Искандера и Зантарии... О многих своих ориентирах Битов говорил сам в своих сборниках эссе – «Статьи из романа», «Текст как текст», «Пятое измерение. На границе времени и пространства» и др.
Заметки на полях:
- Николай Фёдорович Фёдоров (1829–1903) – русский религиозный философ и философ-футуролог, деятель библиотековедения, педагог, один из родоначальников русского космизма.
- Грант Игнатьевич Матевосян (1935–2002) – армянский советский писатель, автор повестей, рассказов и киносценариев.
- Шота Руставелли (ок. 1160–1217) – грузинский поэт автор поэмы «Витязь в барсовой шкуре» (другое название — «Витязь в тигровой шкуре»).
- Эрлом Сергеевич Ахвледиани (1933–2012) – советский, грузинский и российский писатель, сценарист и актёр.
- Фазиль Абдулович Искандер (1929–2016) – русский прозаик, поэт, воспевавший Абхазию.
- Даур Зантария (1953–2001) – абхазский и русский поэт, прозаик, публицист, киносценарист.
Почему Вы выбрали предметом исследования именно позднее творчество Битова?
Поздняя художественная проза Битова, вобравшая в себя все предшествующие стратегии писателя – экспериментальную поэтику, лирическую исповедальность, философский анализ, метатекстуальную игру, рецептивную эстетику – видится нам наиболее полно отражающей жизнетворческую интенцию автора и его краеугольную мысль о неконечности процесса создания текста как незавершении познания бытия.
Ещё одна очень интересная область в творчестве Битова – это «чтение» Пушкина. Этот плодотворный диалог прошёл через всю творческую жизнь Битова (впоследствии в тандеме с Р. Габриадзе). Как Вам кажется, в чем особенность битовского прочтения поэта? Можете рассказать, открыл ли Вам Битов нового Пушкина?
Говоря об осмыслении образа Пушкина в творчестве Битова, стоит назвать, прежде всего, роман «Пушкинский дом» (1964–1971), повесть «Фотография Пушкина (1799–2099)» (1985), некоторые отдельные эссе («Родина поэта», «Дом поэта» и «Могила поэта», «Неистовый Роландо, или Как правильно смотреть телевизор» (1970–1980-е) и др.), а также несколько книг, специально посвящённых Александру Сергеевичу: «Пушкинский том» (2014), в который вошла пушкинистика, писавшаяся Битовым на протяжении многих лет (в том числе экспериментальные текстологические исследования 1980–1990-х «Вычитание зайца. 1825» и «Предположение жить. 1836»), «Арион» (2017), «В ожидании осени» (2021) – переосмысление биографии поэта как истории трёх «побегов» и др. Плодом многолетнего совместного творчества Битова и Габриадзе стала, в том числе, необычная книга «Метаморфоза», в иллюстрациях к которой Пушкин предстаёт трогательным нарисованным человечком со своими маленькими историями. Там он «спит, так что нельзя сказать, что он ничего не делает», ищет сапог для самовара и «ведёт домой сапог, как большую собаку», колет дрова, пьёт чай и, наконец, хвастается няне свежими стихами... В 2022 году по мотивам этих же рисунков Габриадзе вышел замечательный анимадок Аси Гусевой «Пушкин – Битов – Габриадзе. ПОБЕГ». Проблеме «Битов – Пушкин» посвящено немало научных трудов, в том числе диссертация И. А. Толмашова «А. С. Пушкин в творческом сознании А. Г. Битова» (Томск, 2009). На эту тему интересно писала И. Сурат.
Пушкин у Битова – это, во-первых, реально живший на свете человек, о существовании которого сегодня свидетельствуют его сохранившиеся до наших дней вещи, выставленные не обозрение в доме-музее, черновики-сомнения из «грязного сундука» и предметы быта:
Сюртук мальчика с модной вытачкой. Тоньше пальчика в фалде дырочка. В эту дырочку мы глядим на свет: нам на выручку кто идёт иль нет? Жил один Сверчок... Господи, прости! Наступил молчок на Всея Руси.
Во-вторых, Пушкин – первопроходец вольного слова, пророк, завещавший потомкам идти «дорогою свободной», «самурай» чести, добрый гений, чей голос живёт в каждом из нас. Наконец, Пушкин у Битова – далёкий таинственный луч, прозрачный «рассеянный свет», сопротивляющийся неловким попыткам материализации, в том числе и рамкам канонизации (так, преданный потомок Пушкина из будущего – путешественник во времени – возвращается в свою эпоху из пушкинской без чаемой фотографии своего кумира, ни с чем, да ещё и в нездоровом сознании...). Читая Битова, я открыла для себя эту неочевидную многоликость вечного образа Пушкина.
Заметки на полях:
- Реваз (Резо) Леванович Габриадзе (1936–2021) – советский и грузинский сценарист, драматург, режиссёр, художник, скульптор, основатель Тбилисского театра марионеток.
В редакции Елены Шубиной только в 2022 году были переизданы две книги Андрея Битова – роман «Пушкинский дом» и сборник «Обоснованная ревность». Как Вам кажется, что Андрей Битов может дать современному читателю?
Представленная в творчестве Битова парадигма смыслов воспринимается современным читателем как живой источник неординарных, невозможных ни у какого другого художника органических эстетических решений. Его книги отзываются в нас своей социокультурной близостью и в то же время – вневременной, «классической» цельностью и полнотой. А вообще, когда говоришь о Битове, велик соблазн сослаться на многих его друзей и коллег, в своих воспоминаниях отмечавших неизречённость значения его личности, например, на Е. Попова: «Битов за свою жизнь написал столько мучительно завлекательного, яркого, сочного, сложного и простого, что все рассуждения о нём, все попытки растолковать суть его существования в пространстве и времени заранее обречены на неуспех».
Екатерина Дмитриевна, если мы вернёмся к человеку, который не знает и не читал Битова. С каких произведений Вы бы порекомендовали начать это знакомство?
Битов такой разный в своих текстах, что вопрос «с чего начать» – это вопрос вкуса. Если бы мне нужно было посоветовать что-то некому максимально абстрактному читателю, я предложила бы обратить внимание на ранние рассказы начала 1960-х («Автобус», «Бездельник», «Пенелопа» и др.), повести «Уроки Армении» и «Птицы...», на первые части романа «Улетающий Монахов» («Дверь», «Сад» (1965, 1972), на некоторые отдельные новеллы из «Преподавателя симметрии» («Вид неба Трои», «О – цифра или буква?»), может быть, посоветовала бы даже посмотреть фильм «В четверг и больше никогда», снятый в 1977 году А. Эфросом по сценарию Битова... Но только не начинать читать сразу «Пушкинский дом»! Мне кажется, что, к сожалению, даже филологи-старшекурсники не всегда оказываются готовы к восприятию этой повествовательно сложной книги, если это первый для них битовский текст.
Может, есть одно или несколько особенно ценных для Вас произведений Битова? Если да, то почему именно они?
Все художественные произведения, по которым я писала и пишу работы – как говорится, не благодаря, а вопреки этому! Потому что попытка выстраивания своего скромного текста рядом с оригинальным произведением даёт совершенно новый уровень осмысления по сравнению с обычным, даже очень внимательным, чтением. Исследователь неизбежно оставляет что-то своё, личное между страниц книги, и текст живёт.
Интервью провели и подготовили студенты ФилФ:
Павел Гендрин
Егор Евсюков
Владимир Кондратьев
Оформление и редактура:
Владимир Кондратьев
Павел Гендрин
Егор Евсюков
Владимир Кондратьев
Оформление и редактура:
Владимир Кондратьев
