23.09.2025

- Татьяна Леонидовна, Ваша первая читательская встреча с
Трифоновым?

– Юрий Трифонов для меня был поздним знакомством. Я о нём слышала,
но прочитала только в университете. В основном читали его «московские
повести», появляющиеся год за годом в журналах.
Он меня чем-то тогда привлёк, но сложно ответить – чем. Тогда я себе не
могла это объяснить. Трифонов трудно читается, его повествовательная
манера «вязкая», объект изображения узнаваем в реальности, события не
только не акцентируются, но будто бы «вязнут» в подробностях
словесного выражения. При этом его самобытность чувствуется сразу – он
писатель со своими мыслями и оценками изображаемого, но они не
декларируются. Это проза для среднего поколения, обладающего
жизненным опытом и знающего о недостижимости целей. Мы, студенты,
не могли тогда этого осознать.
Хотя уже тогда я была приверженцем психологической аналитической
прозы, предпочтение отдавала прозе Андрея Битова, более обнажённой и
острой в изображении сознания современного человека. К тому же
молодость его персонажей соответствовала моему возрасту. Битов может
и нынешнего студента заинтересовать, он динамичный и более острый.
Трифонов спокойный, медлительный, долго очень разгоняется, и лишь в
конце начинаешь догадываться о сути изображённого потока жизни. в
бытовых подробностях эта суть не выставлена на первый план.

– Почему Трифонов Вас заинтересовал для исследовательской
работы ?

– Вначале это был, как я уже сказала, и личный, и филологический
интерес. Я писала в аспирантуре работу о Трифонове и Битове,
рассматривая их именно в литературоведческом аспекте – особенности
жанрового мышления писателей. Выявление жанровой структуры
художественного мира представлялось наиболее глубоким способом
интерпретации не «авторской позиции» по отношению к конкретному
изображенному материалу, а авторскому мирообразу, выходом из
арифметики к алгебре мышление о мире в целом.

– Как изменялось Ваше представление о Трифонове: как он
раскрывался для Вас после очередного возращения к нему?

– Да, сначала я читала его по в соответствии с исследовательской целью, а
позже, начала открывать его заново – с появлением его романа «Старик».
По-новому увидела суть изображаемых им конфликтов – конфликт выбора
при осознании невозможности отстоять свои нравственные ценности. До
этого я знала его как писателя «городской» прозы. А тут оказалось, что он
невероятно глубокий! Без заковырок стиля, не рвет рубаху на груди, но
при этом такой правдивый, сочувствуя персонажам, передает ужас бытия
как такового, экзистенциальное современное сознание. Когда не только
обстоятельства превышают его ценности, но и закон времени,
изменчивость условий существования и самого человека. У Трифонова
человек в центре художественного мира, но мир равнодушен к его
желаниям и ценностям. Открытие Трифонова, что такого человека он
показывает в совершенно обыденных обстоятельствах. Например, в
повести «Другая жизнь» – частная коллизия: смерть мужа, горе жены,
повесть о противоречии даже любящих друг друга людей. Но в частной
драме Трифонов высвечивает философические коллизии существования:
невозможность понять «другую жизни», то есть жизнь другого человека;
невозможности «жить воистину» и начать другую, подлинную жизнь;
стремление найти смысл личного существования в передаче стремительно
меняющихся исторических ценностей… В таких мелочах, которые можно
вообще не заметить, Трифонов проявляется, открывается.

– А сейчас Вы Трифонова перечитываете?

– Трифонова перечитывать можно, но на это нужно определенное время и
настрой. Несмотря на свою простоту, Трифонов сложный для читателя.
Открываешь Трифонова и оказывается, что ты вообще не самый приятный
человек: отстоять свое не может, вообще – мало, что можешь. Был
маленький человек в литературе XIX века, а у Трифонова «маленькое» и
«подленькое» есть в каждом человек. а чтобы не стать таким, необходимо
усилия прикладывать, которые не у каждого найдутся.
В романах Трифонова — в «Утолении жажды, тем более в «Нетерпении»,
«Старике». «Времени и месте» философичность доминирует. Я до сих пор,
как мне кажется, не освоила эти романы во всей полноте.

– А как в конфликтах у Трифонова соотносятся внутреннее и
внешнее, связанное с социальными обстоятельствами. Не
мешает ли разрешению внутреннего конфликта давление
социальных обстоятельств? Например, это видно в повести
«Другая жизнь»

– Это не всегда так. Для меня социальное у Трифонова на втором плане.
Это фон, хотя и важный. И ценить его я могу не за более явную
социальность, который ставят ему в заслугу, в «Доме на набережной», да и
в «Другой жизни». Есть конфликты и ситуации, которые можно
представить в других обстоятельствах, потому что природа человека не
меняется. В новых обстоятельствах ему все равно предстоят муки выбора,
которые по итогу приводят к тому, что он переступает через себя.

– Преграда ли для современного читателя незнание социально-
исторического контекста для понимания Трифонова?

– Трифонова можно понимать без знания социально-исторических реалий.
Я думаю, что преграда не из-за отдаленности по времени. Это преграда в
самом читателя. Это уже не диссидентствующий читатель, не аналитик,
ценящий интеллектуальную аналитичность литературы. Сейчас – нужна
динамика, либо автор должен чему-то нас научить. У Трифонова ни того.
ни другого нет. Наверное, правильно сказать не так. Трифоновым не будут
интересоваться массово. Просто, потому что он заставляет думать пока его
читаешь.

– Татьяна Леонидовна, в завершение нашей беседы Ваше
пожелание читателям журнала «Речь»

– Трифонова надо читать. Трифонов дает способность осмыслить и жизнь

и созданный им текст. Может быть, для студента Трифонов не будет

понятен, неприятен отсутствием иллюзий в понимании человека. Но в его

тексте всегда столько коллизий, из которых даже часть понятых

(«присвоенных»), формируют нужную остроту самосознания. К тому же

помогут привить филологам навык пристального чтения.