В комнате темно. Окна занавешены. Сосед уже спит. На верхнем ярусе кровати Чадин готовит доклад к паре по истории и держит на коленях закипающий ноутбук. В нижнем углу экрана светится мелкая надпись: 23:30 01.11.2024. В одной вкладке – пустой файл с названием «История томских династий», в другой – документ, открытый на странице с биографиями братьев Бестиарицких, учителей томских гимназий.

Бронислав Антонович. «Последний чин – титулярный советник». Нам же недавно профессор читал табель о рангах! Чин IX класса. Личное дворянство. Должно быть, Б. А. был лейтенантом на службе во флоте или капитаном пехоты и к нему обращались «Ваше благородие!». «Похоронен на католическом кладбище Томска. В качестве недвижимости имел двухэтажный дом на ул. Солдатской, 68, построенный в 1917 году».

Это же сейчас улица Красноармейская! Вдруг вспомнилось. Стоял осенний день, как и сейчас. Пёстрая листва на асфальте. Лёгкий ветерок. Домой после уроков совсем не хотелось – там мать валялась пьяная, поэтому я снова позвал Симу гулять. Она мечтала стать фотографом и охотилась за всяческими необычными видами. Мы увидели дом с драконами, и Сима захотела щёлкнуть его со всех сторон. Калитка, ведущая во двор, к счастью, была открыта. Сима сделала несколько кадров и, как только обнаружила и засняла драконий хвост, экран её смартфона потух. Это был мой шанс проявить себя как настоящий джентльмен. Я вынул из кармана куртки свой старенький кнопочный телефон, доставшийся от покойного отца, и протянул Симе. Она сфотографировала последнюю, седьмую драконью голову с высунутым языком и, когда мы вышли из калитки, в первый раз поцеловала меня в щёку. Я опешил, но сказал Симе: «Обращайся!».

Этот вечер, эти драконы, эти полыхающие под фонарями рыжие волосы и её огненное имя – Серафима…

Утром Чадин пришёл на пару рассеянным и неготовым, потому что уснул за ноутбуком. Выйдя из учебного корпуса, студент направился к дому с драконами, чтобы снова пережить те чувства. Калитка была открыта.
Дом всё ещё живёт. А ты, Сима? Где ты сейчас? Что за драконья судьба мне выпала: без отца, без матери, без тебя?

– День стоял веснушный. Май 1918-го. Заненастило. Ветрина-то какой стоял! Я хватал холодные вихоры огненной пастью. Людей я уже давно не видал, лишь слышал их дальные шаги.

– Ох, плохой видак из тебя! Дальше хвоста своего ничего и не видишь. А на моих глазах дарбалызнули по Дому Свободы и по военно-революционному штабу!

– Больно боязно было за Хозяина. Он сидел внутри уже несколько дней. Ежель бахнули бы по нам, то и он гинул бы.

– Тихо! Дайте мне рассказать. Я в тот день почуял каки-то знакомые заморские духа и долго не мог понять, откуда запах...

– Пока я не сказал, что вижу быстрёхонько идущего по тротуару мушшыну. На вид лет 40. Приметный: в сером пальто, с короткими волосьями, густяшшими усами и в круглых очках…

– Трудно поверить, но им оказался наш Отец. Как же мы дивовались, когда он вернулся вскоре после того, как его похоронили.

– Каждый из своего угла видел, как Отец вышогивал вокруг нас и всматривался прямо в глаза.

– А затем Он несколько минут стоял на пороге. Видимо, собирался с мыслями. Потом я почувствовал, как он начал зыкаться в деревянную дверь.

– И я почувствовал.

– И я…

– Мы почувствовали.

Через несколько минут дверь скрипнула и отворилась. Я вытянул шею, поглядел вниз и увидал Хозяина. На вид он был лет на десять старше Отца. Загузистый такой, с сильными залысинами, неопрятной бородой и в очках с толстыми линзами. Он сразу узнал гостя.

– Викентий Флорентинович? Какими судьбами? Вернулся из Могилёва на родину?

– Бронислав Антонович, не могу поверить! Это Вы! А мне сказали, что Вы умерли...

– А я, верьте-не верьте, то же самое про Вас слышал. Да подумал – просто толки… Ну, что стоим тут как неприкаянные? Проходите, посидим.

Они пожали друг другу руки. Зашли. Внутрях пахло свежей смолой и ухой. И хоть в глаз коли – такая темень непросветная. Хозяин зажёг керосинку. И по углам гостиной затравились несколько свечей.

– Вы пока располагайтесь. А я схожу за огненной водой – мы же внутри самого Дракона! – гордо сказал Бестиарицкий.

– Бронислав Антонович, а проведите для меня экскурсию по дому? Я приехал познакомиться с моим творением.

– О, какие вопросы! Конечно! Всё-таки это Ваше детище. Начнём с первого этажа.

Все окна были занавешены, так что с улицы казалось, будто дом нежилой. Посередине бессветной кухни стоял круглый деревянный стол с двумя стульями, хотя второй всегда был задвинут. Сервант открывался редко, потому что всё необходимое – одна бульонница, одно блюдце, стакан, вилка, ложка и нож – всегда было на столе.

В гостиной стояла печка-буржуйка, железная кровать, на которой спал Хозяин, несколько книжных шкапов, письменный стол с лекциями по мифологии и античной литературе. К стене была прибита полка для бальзаминки, которую учитель во время полива ласково кликал Иггдрасилем. А под растением на деревянном полу символично стояла картина c инициалами С. Б. в правом нижнем углу. На ней маслом был нарисован Нидхегг, от которого, по скандинавскому мифу, и доставалось мировому древу.

– Какие у Вас впечатляющие картины повсюду! Море. Шторм. И драконы прям как на суднах викингов. Отпугиваете злых духов? – пошутил архитектор.
– На войне все средства хороши.

– Бронислав Антонович, простите, а где София?

– София умерла. Сгорела от рака за пару месяцев. Не дожила до нашего переезда сюда. Я один. У детей и внуков своя жизнь. Они разлетелись по разным городам. В гимназии больше не преподаю – на мое место взяли молодого учителя. Вот, остался один, как блин на сковородке. Целыми днями книги читаю да с драконами разговариваю, – сделав паузу.–Поднимемся наверх по лестнице.

На втором этаже были две большучие комнаты. В каждой из них – по железной кровати и тумбе. На случай, ежель приедет детвора. Зацепиться глазу архитектора было не за что. Пустота.

На вышке было пыльно и воздух был спёртый и такой духлявый-духлявый. Там стояли коробки со старыми словарями, газетами, учебниками, которые были списаны из школьной библитеки и должны были оказаться на помойке.
Отец и Хозяин спустились на первый этаж и сели за стол. Налили ухи и бражонки. Жогнули по стопарику.

– Викентий Флорентинович, а помните, как мы с Вами познакомились?

– А как же забыть? Это было в седьмом году на открытии Буфф-сада. Ой, много ж там томской интеллигенции было!

– А потом мы с Вами виделись еще много раз. На открытии библиотеки, помните?

– И на художественных выставках.

– И на лекциях.

– Я вас очень уважаю, Бронислав Антонович!

– Викентий Флорентинович, перед тем как закрепить наш дружеский союз еще одной стопочкой, скажите, а помните ли, как Вы из Норвегии привезли мне открытку?

– Как-то смутно…

– Я сейчас!

Хозяин достал из книжного шкапа потрепанный альбом с заснимками. Возвратился за стол. И вручил Отцу открытку с надписью «Borgund stavkirke». Ah, Norge! Blodet til skandinaviske drager strømmer gjennom våre årer![1]

– И Вы хранили эту открытку столько лет? Я поражён!

– Эта норвежская церковь с драконами на коньках крыши и вдохновила меня на то, чтобы построить свой дом с драконами.

– Любопытно! Этот дом – своего рода скандинавский корабль с драконами-оберегами на шпиле!

– А его хозяин – викинг, который изо дня в день сражается с врагами…

– Бронислав Антонович, но какие же могут быть враги у учителя гимназии? Я знаю, что Вы прекрасный человек и никому не могли насолить.

– Какие враги? Призраки прошлого и страхи.

Они бульк ешо по одной. Хозяин распахнул альбом на первой странице и дал поглядеть Отцу.

– Это я с моей Сонюшкой. А это у нас уже Леночка родилась.

– А вот тут фотокарточки с корабля. Вы были моряком?

– Море меня с детства влекло. После университета служил в морфлоте на юге.

– Поэтому Вы так любите уху и marine?

– Я люблю Софию. И строил для нас корабль, который должен был стать спасительным.

– Но от чего Вы искали спасение?

– Наш корабль… утонул. Ребята… погибли. Выжил только я… Я не мог спокойно жить после этого. Мне казалось, что это нечестно. Почему они лежат в могильной земле, а я тут, наверху, живой, тёплый? Некоторых вовсе не нашли – их тела наверняка растрепали и сожрали рыбы. Мне страшно об этом думать! Гадко на душе! Мне больно! Мои братья приходят ко мне во сне, улыбаются грустными глазами и спрашивают: «Как уха? Вкусная получилась?» Я не могу, не могу больше смотреть им в глаза! Но почему-то продолжаю всю жизнь варить эту грёбаную уху с этой поганой рыбой, этим вонючим чесноком, лавровым листом и жгучим перцем! Не могу перестать мучить себя. Иной раз не сплю ночью, гляжу в темноту пустыми глазами и думаю, за что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказнила? Нету мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке... Нету и не дождусь![2] Меня на этом свете долгие годы держала только София. А когда она ушла – я совсем осиротел. Кому выговориться? От кого услышать это нужное «Мы справимся. Я с тобой»? Не осталось у меня никого рядом. Умерли все. И сам я… умер.

Хозяин заплакал голосом, завыл. Отец положил ему руку на плечо. И тихо произнёс: «Я с тобой».

А дале картина с драконом на стене сменилась портретом Ленина. На письменном столе появились программные документы, гумаги, листовки, агитационные плакаты. Квартира Хозяина обернулась штабом революционного движения. Она и в самом деле была национализирована после смерти, заставшей его в июне 1917 года.

– О как беспощадна жисть!

– Драконья судьба!

– Но каково мужество жить!

– Жить надо!

Чадин с удивлением смотрел на вековых драконов, поведавших ему о своём сновидении. И только и смог вымолвить два слова: «Жить надо». Он направился в Буфф-сад. И решил почитать Шолохова в новой беседке, построенной по образцу той, где когда-то встретились Отец и Хозяин драконов.



[1] Ах, Норвегия! В наших жилах течёт кровь скандинавских драконов! (с норвежского) 
[2] Шолохов, М.А Судьба человека / М.А Шолохов. – Москва : Азбука, 2025. – 325 с.

Екатерина Панасенко — выпускник специальности «Литературное творчество» ФилФ НИ ТГУ